Наблюдение: люди, которые больше всего говорят о своём безразличии ко всему - самые чувствительные и уязвимые.

Если тебе действительно все равно, ты не заводишь разговор на эту тему с четкой периодичностью раз в неделю.
Если тебе действительно все равно, то ты не кричишь истерично всем своим видом: "Не оставляйте меня одну здесь".
Если тебе действительно все равно, ты не мучаешься годами от того, что когда-то давно не проронила слезинки, где так полагается.

Люди действительно уходят. Люди действительно могут найти замену для любого. И люди действительно не виноваты, если они тебе ничего не обещали. Особенно, жить вечно.

Итак.
В мои 6 лет к нам впервые в дверь постучалась смерть. Это были бабушка с дедушкой, сейчас я даже не вспомню их имена. Но самое яркое воспоминание - слезы матери. Мамин. Тихий. Плач. Такой спокойный и жуткий, разливающийся свинцом в моих жилах.
Она ничего никому не сказала, я бы даже ни о чем и не узнала, если б не наткнулась случайно на нее в кухне (мне было действительно сложно ее найти - четырехкомнатная квартира для шестилетки кажется едва ли не настоящим замком).
Может быть, именно этот эпизод из моей жизни пробудил в моей душе такую паническую реакцию всякий раз, когда кто-то плачет, кто знает… Впрочем, выводы - это не моя цель. Психоанализ оставлю для людей, которые действительно в этом разбираются, я же не смыслю в человеческих эмоциях ровно ничего. В конце концов, исповедуются люди для того, чтобы очиститься от своей грязи и покаяться; что происходит с их грязью в дальнейшем, когда она покинула свою уютную обитель, никого не интересует. Мне же не нужно ни раскаяние, ни что-то другое.
Мне не было ещё 14, когда я успела потерять половину семьи, которая встречала меня при моем рождении.
К 16 умерла бабушка, дядя с тетей, и двухлетний племянник.
К 17 я могла бы сама читать молитвы усопшим в церквях и провожать людей в последний путь. Процедура похорон для меня стала настолько же привычной, как и чистка зубов по утрам. Единственное отличие первых и последних похорон, на которых я присутствовала, лишь в том, что на первых я во время поминок чокнулась с рядом сидящей матерью, когда рассказывали об умершем родственнике какую-то чрезвычайно увлекательную, поучительную историю, чтобы все посмеялись, помянули его словами: "Добрый был человек!" и после отметки в 40 дней, а затем и год напрочь его забыли.

Цинично? Едва ли. Похороны - мероприятие гораздо худшее моей циничности. Они больше похожи на какой-то захудалый спектакль или цирк уродов, потому что по большей части всем плевать.

Я могу оправдаться тем, что росток человечности во мне вырвали вместе с каким-нибудь другим сорняком. Ненарочно, разумеется. Просто недоглядели.
А могу и не оправдываться.